Юлия Бокурадзе, ведущая актриса театра «Грань», муза Дениса Бокурадзе. О несбывшейся мечте сыграть Жанну Д'Арк, отношениях с возрастом, профессией и своими героинями.
Для известной актрисы у вас очень мало интервью, публичных выходов, участия в рекламных интеграциях и каких-то сольных проектов. Как так сложилось?
Пик интервью со мной пришелся на первые годы работы в театре «Грань», наши дебютные спектакли, фестивали, премии… Сейчас много рутинной работы: репетиции, новые постановки, ввод молодых актеров – не до публичных выступлений. На мероприятиях я редко появляюсь по той же причине: бесконечные репетиции, после которых ты уставший и внутренне, и внешне. Считаю для себя некорректным в таком виде выходить в свет. Выходные я посвящаю сыну, занимаюсь домом, и вообще хочется аскетизма: побыть с близкими, наедине с собой. Не всегда ведь хочется быть артисткой, иногда нужно сбрасывать эту шкуру с себя и посвящать время простым земным вещам, чтобы накопить ресурсы.
В одном из своих редких интервью вы сказали, что мечтали сыграть Жанну Д’Арк, но эта мечта так и останется нереализованной, имея в виду разницу в возрасте между вами и персонажем. Для вас как актрисы был возраст, наступления которого вы боялись?
Думаю, это происходит прямо сейчас. Среди моих ролей есть такие, где я прекрасно понимаю, что хожу по грани. Но продолжаю их играть по причине некоторых обстоятельств. Труппа обновилась, пришли молодые артисты. Когда наступает этап ввода новичков в уже сложившийся спектакль, ты не можешь его бросить: прежде нужно крепко поставить спектакль на ноги, а уже потом передать свою роль, как ребенка, в надежные руки. Вообще возраст 30-40 лет для артистов очень хрупкий, потому что ты вроде как не юн, но еще не находишься в возрастной категории. Ты не понимаешь, что тебе играть – девочек или мамочек. И вот тут все зависит от профессионализма. Только твой наработанный опыт, дар, данный тебе Богом, могут убедить режиссера, что я смогу сыграть героиню, которая старше меня или, напротив, намного моложе.
Вы нравились себе в любом возрасте?
Нет. Только ближе к 30-ти, выйдя замуж, родив сына, я начала раскрываться для себя как женщина. Мои роли, а это очень разные женские типажи, тоже способствовали раскрытию женской энергии, потому что с каждым персонажем тебе приходится договариваться, находить контакт, а значит, открывать что-то новое и в себе.
У меня была желанная роль - Жанна Д’Арк, к сожалению, мы опоздали. Как говорит Бокурадзе: «Ты расцвела, и теперь на камерной сцене фиг кого убедишь, что ты Орлеанская девственница».
Есть у вас новая желанная роль, может быть, на вырост, к годам 70-80-ти?
Пока нет. У меня была желанная роль – Жанна Д’Арк, к сожалению, мы опоздали. Как говорит Бокурадзе: «Ты расцвела, и теперь на камерной сцене фиг кого убедишь, что ты Орлеанская девственница».
Труппа театра «Грань» за последние пару лет сильно изменилась и омолодилась.
Вам пришлось к этому факту адаптироваться?
Думаю, адаптация придет позже, в тот момент, когда бывшие студенты Дениса Сергеевича укрепятся в театре. Время покажет, кто захочет остаться работать с нами, а кто выберет другой путь. Вот тогда, думаю, придет понимание разницы поколений, возрастного разбега в 20 лет. А сейчас, в период стабилизации труппы, это не так ощутимо. И потом, у Бокурадзе особые отношения с возрастом: немного шиворот-навыворот. Молодые актеры могут играть отцов, актрисы, которым за 30, играют юных девушек и при этом делают это достаточно убедительно.
Довольной собой в профессии умеете быть?
Думаю, да...И вместе с тем я очень требовательна к себе в первую очередь. Могу задавать вопросы совершенно неудобные, особенно в период разбора материала. Раньше чаще. Сейчас спросить что-то из разряда: «Что ты делаешь? Почему именно так?» – могу только у ближайшего своего партнера и то приватно.
Ваша первая роль в театре «Грань» – Фрекен Жюли, сложная героиня. И в тексте Стриндберга как будто бы не так много подсказок, как играть этот персонаж. Ваш опыт, ваши личные переживания, ситуации жизненные – что помогло найти ключ к роли психологически уязвимой женщины, которую вы невероятно исполнили?
Дело в том, что сама пьеса мне не была симпатична. До сих пор Денис Бокурадзе иногда припоминает мое скептическое отношение к выбору материала. Но, как оказалось, я неодинока в своей оценке. Когда мы показывали «Фрекен Жюли» на сцене Театра Наций, Ольга Михайловна Остроумова (актриса театра и кино, народная артистка РФ), посмотрев спектакль, сказала: «Очень странная пьеса. Я удивляюсь, как режиссеры берутся ее ставить и делают из нее конфетку». На тот момент у меня был тот же вопрос. Искала путь к героине чисто интуитивно. Я не была опытна тогда ни житейски, ни актерски. Было желание сделать хорошо первую серьезную работу. Чувствовала внутренне, что я к этому готова. Сложность этой роли – в секундном переключении психофизических действий. Это очень непросто. Был момент, когда нужно было показать сумасшествие моей героини. Я зашла в тупик – не знала, как это сделать правдоподобно. Это сейчас я понимаю, как это работает, а тогда не хватало опыта. Мы искали вместе с Бокурадзе. Он начал набрасывать идеи: «Попробуй преломление голоса», «Это совершенно другое ощущение тела»... Помню, как стою на площадке молча, погрузившись в себя, и вдруг ловлю это состояние. По сей день это одна из самых любимых сцен. И вообще очень люблю работать в фарсовом жанре.
Что самое безумное вам приходилось делать, чтобы погрузиться в роль?
Ничего подобного не припомню.
Для каждого это индивидуально. Для какой-то актрисы, скажем, обнажиться на сцене при зрителях – безумный поступок.
Такого тоже не было. Помню забавный случай на репетиции «Дракона». Мы репетировали, и Денис Сергеевич неожиданно говорит: «Было бы хорошо сейчас Эльзе внезапно поцеловать Ланцелота», потом подумал и решил: «Ну ладно, оставим это и пойдем дальше». Эльзу играла я. И вдруг возникла пауза, не знаю, что произошло внутри меня в тот момент, только я бегу и целую партнера. На что Бокурадзе посмотрел и сказал: «Да, но этого делать не нужно. Будем играть платонические чувства между Эльзой и Ланцелотом».
Уход Дениса Сергеевича из СамАрта воспринимался как естественное стремление к развитию, тогда как у вас все только начиналось там. Вы ушли в неизвестность, потому что настолько верили в талант Бокурадзе как режиссера?
В том-то и дело, что уход из театра СамАрт не был для меня сложным выбором. Мы просто не подошли друг другу. И вдруг получается так, что Бокурадзе уходит в театр к Эльвире Анатольевне Дульщиковой, потому что ее здоровье на тот момент уже существенно пошатнулось. Он берет театр-студию в свои руки и делает мне предложение, от которого я не могла отказаться, – главную роль в постановке «Фрекен Жюли». Я сразу влюбилась в этот театр. Как потом показало время, Бокурадзе – вообще мастер делать лакомые и очень интересные предложения актерам. А скольких он открыл! Он огромный молодец, мы его ценим и очень любим. Когда я смотрю спектакли других театров, работы актеров, совершенно не испытываю зависти. Денис Сергеевич обеспечивает нас всем, особенно сложной интересной работой. Как будто мы пассажиры джета и нам на борту подают блюда премиального уровня.
Вам доводилось сталкиваться с предубеждением в свой адрес: «ну, у нее муж – режиссер»?
В открытую, в лицо – нет. Намеки, отголоски сплетен слышать приходилось. Что я могу на это сказать? Приходите и сыграйте лучше. В нашем театре нет легких работ, нет проходных ролей. Можно из небольшой сделать потрясающую работу, а можно и главную запороть. Каждая новая роль для меня – это новая высота, которую я должна взять. Роли мне даются не потому, что я жена влиятельного в театре человека, а потому, что я актриса, которая очень хорошо понимает и чувствует режиссера. Мы прошли огромный путь, вместе искали художественный язык режиссера Бокурадзе, форму, вместе экспериментировали – это творческий тандем. Бокурадзе – мой режиссер, а я – его актриса.
Ваше детство прошло в Баку. Культура страны оказала на вас влияние? Что оттуда осталось в вас?
Воспитание определенное. Когда, например, в мужском обществе нежелательно сидеть за одним столом и слушать, о чем говорят мужчины. Они о своем, женщины – о своем. Вот это есть во мне по сей день. Осталось понимание семьи, дома, в котором мужчина всегда должен быть сначала накормлен, а потом все остальное. Любовь к югу, наверное, тоже оттуда. Мы с театром сейчас больше гастролируем по Уралу и Сибири, но все-таки я южный человек и всегда стремлюсь к солнцу.
Тот факт, что актеры складывают в профессиональный багаж прожитые эмоции в определенных ситуациях, реакции на то или иное событие – это не мешает вам в реальной жизни целиком погружаться в ситуацию, не думая о том, что «вот это надо запомнить, в какой-нибудь роли пригодится»?
Это бывает, а как же. Порой, проходя в жизни определенный опыт, ловишь себя на мысли: «Как это похоже на мою героиню. Надо бы запомнить эти ощущения и отразить в роли». Но актерский профессионализм в том и заключается, чтобы все-таки оставлять свою роль в гримерке вместе с костюмом. Есть такая штука, что после спектакля твоя душа очень восприимчива. Ты обмениваешься энергией со своими партнерами, со зрителями. И этот симбиоз начинает очень здорово закручиваться. Когда заканчивается спектакль, маховик сразу не остановишь. Требуется время для того, чтобы это все успокоилось. Иначе неосторожное слово, действие может в тебя попасть и ранить. В этот период как минимум часа два нужно просто быть аккуратным к себе, желательно ограничить общение. Дистанция между тобой и персонажем должна быть. Пусть миллиметровая, но этот зазор необходим. Актеры даже ведут определенные таблицы, в которых отображают: вот я, а вот мой персонаж. Как существует мой герой, а как существую я, чтобы понимать разницу и соблюдать границы. Иначе можно просто сойти с ума.
Ваш сын интересуется вашей работой, профессией? Примеряет ли он ее уже на себя? Он не ревнует вас к работе?
Марк тянется к театру и даже рисует афиши к каждому спектаклю. Он сейчас чаще ходит на репетиции, уже более внимательно смотрит спектакли. Его самые любимые – «Ученые женщины» и «Театр теней Офелии». Примеряет на себя образы героев, копирует походку, цитирует реплики. Хочет стать режиссером, как папа.
Какая вы мама?
Вот этот самый сложный вопрос. Мы родители выходного дня. Вместе проводим все выходные, праздники, а в будни он с бабушкой. Она педагог, очень много занимается с Марком, следит за уроками и успеваемостью. Поэтому, когда мы с сыном, вываливаем на него всю нашу любовь. Марк подрастает, сейчас ему 10 лет, и он больше любит проводить время с папой, особенно если они собираются мужской компанией. А мы с ним обожаем гулять, занимаемся домашними делами. Сын – главное чудо, которое нам с Денисом Бокурадзе подарил Бог.
Как на вас отражается затянувшееся строительство театра «Грань»?
Сложно, пожалуй, в бытовом плане. Особенно сейчас, когда труппа стала больше, пришли молодые артисты, которым по 20 лет. Они меня Юлией Юрьевной называют. А Юлия Юрьевна стоит перед ними в гримерке без подъюбника – как-то это неправильно. Поэтому хочется большей приватности в театре, собственных гримерных, которые будут возможны только в новом здании. Хочется большую сцену, чтобы ставить другие по форме спектакли, больше мест в зале, чтобы билетов хватало на всех, – ожиданий много. Но работа театра не останавливается.
Мы прошли огромный путь, вместе искали художественный язык режиссера Бокурадзе, форму, вместе экспериментировали – это творческий тандем. Бокурадзе - мой режиссер, а я - его актриса.
В чем вы находите опору, когда кажется, что вы бьетесь одна или вдвоем с супругом без поддержки?
В людях – в друзьях, в родителях. Вот так посидишь в компании за хорошим столом, обговоришь какие-то вещи, вдохновишься и уже не чувствуешь себя один на один со своими проблемами. Хорошие книги и музыка тоже помогают найти опору и силы.
В документальном фильме о театре «Многогранник Бокурадзе» показано классическое столкновение человека с огромной бюрократической махиной. Как годы борьбы влияют на вашу семью?
В последнее время Денис Сергеевич старается оберегать меня от этого, не вовлекает в обсуждение проблем, подробностей, касающихся строительства. И что больше всего меня радует, так это его наконец-то приобретенный навык делегировать решение большой части вопросов другим людям. Он перестал все контролировать на 100%, потому что ни одного человека не хватит на то, чтобы одновременно строить с нуля здание, решать административные вопросы театра, ставить спектакли, а еще преподавать студентам.
Поговорим о вашем премьерном спектакле «Эзоп». Какая ваша героиня?
Это вопрос преждевременный, поскольку спектакль только собирается воедино. Это все равно что спросить беременную женщину: «У вас будет ребенок с кудрявыми волосами или прямыми?». Образ своей героини я пока еще вынашиваю.
Чувство свободы и стремление к свободе, главный вопрос пьесы, – это наказание для человека или дар?
Для одних – дар, а другим комфортнее существовать в рамках определенных границ. Говоря о внутреннем аспекте свободы, я считаю так: если у тебя есть внутренняя гармония или если ты «в ладу со своей совестью», как говорит шекспировский герой, честен перед собой, перед Богом – тогда ты постиг свободу. Наверное, это так работает.
