Юрий Бурлака: «Показать утраченное величие русского императорского балета»
Одной из главных самарских премьер года стала новая версия «Щелкунчика» в Шостакович Опера Балет. Почему это название так популярно? Будет ли новый спектакль страшным? В каких архивах сохранились документы и насколько точно можно воссоздать премьеру 1892 года? Рассказывает автор новой хореографической редакции, худрук самарского балета Юрий Бурлака.
Как вы относитесь к предновогоднему ажиотажному спросу на «Щелкунчика»?
Кажется, он достиг таких масштабов только в 21 веке.
Это во многом искусственная история. В ней есть одно объективное обстоятельство: других балетов на тему Рождества и Нового года нам в наследство от 19 века не осталось. В 20 веке появился еще один – «Снегурочка». И, пожалуй, все. Если не считать мюзиклов, только в оперетте «Летучая мышь» действие тоже происходит перед Рождеством.
В 20 веке действительно было спокойнее, потому что система театрального планирования отличалась. «Щелкунчик» можно было посмотреть в течение сезона, что до сих пор и происходит во многих театрах страны. Но мы частично перешли на западную модель stage on, которая предполагает показ спектаклей блоками. И новогодний блок «Щелкунчиков» раздувается порой до неимоверных размеров. Кроме того, в таких крупных театрах, как Большой и Мариинка, он «переполз» на зиму.
В Самаре блоками идут только премьерные спектакли, максимум 3-4 подряд. «Щелкунчик» в этом году мы впервые покажем 33 раза, если считать генеральные прогоны и предпремьеру. Но если бы нам в наследство досталось побольше рождественских балетов на хорошую музыку, такой ситуации не сложилось бы.
Вы не в первый раз ставите «Щелкунчика». Самым известным можно считать ваш с Василием Медведевым берлинский спектакль. В самарском вы используете материал, который нашли при подготовке к той премьере?
Я с детства такой товарищ, который смотрит «в обратную сторону». И чем больше погружаюсь в прошлое, тем интереснее становится. Предложение поставить «Щелкунчика» для любого хореографа – большой подарок. Нет ни одной балетной труппы в мире, где бы не танцевали этот спектакль. Первый подход к теме у меня был в Токио, второй — в Берлине. И все спектакли так или иначе были связаны с прошлым.
В Самаре получается, наверное, самый подробный вариант и самый приближенный к тому, что мне бы хотелось сделать. Он, естественно, связан с первоначальным спектаклем, рожденным в Мариинском театре в 1892 году. Благо, документы пережили 1917 год. В Санкт-Петербургском музее театрального искусства хранятся эскизы костюмов и декораций. В Доме-музее Чайковского в Клину — партитура и черновые наброски композитора. Увезенные из России материалы можно найти в Гарвардском университете в коллекции Николая Сергеева, последнего главного режиссера Мариинского театра. В этих бумагах есть и записанная по системе Владимира Степанова хореография «Щелкунчика». Ее автором был Лев Иванов.
Документы не идеальны, система записи движений была несовершенна, больше передавали «из ног в ноги». Приходится заполнять много лакун, но на то я и балетмейстер-реставратор. Моя главная задача — слиться с оригиналом. При этом я всегда повторяю, что точная реконструкция в балете невозможна. У нас нет, как в музыке, партитуры, которую можно было бы просто достать с полки и сыграть. Я создаю некий образ постановки 1892 года.
Этот балет иногда ставят как фантасмагорию, пострашнее, иногда – как феерию, празднично.
Какой будет новая самарская версия?
Противоречие трактовок связано с тем, что сказка Гофмана «Щелкунчик и мышиный король» была только первоначальным источником. Часто забывают, что автор либретто, Мариус Петипа, вместе с остальными создателями балета опирался на «Историю Щелкунчика» Александра Дюма-отца. Именно он в 1844 году в своем вольном пересказе сделал сюжет более рождественским. Дюма адаптировал историю на французский манер, добавил большое количество деталей и немного сгладил гофмановскую фантасмагоричность.
Если мы начинаем искать Гофмана в «Щелкунчике» Чайковского, мы противоречим первоначальному спектаклю.
Но так развивается балетный театр, что можно смотреть разными глазами и на партитуру, и на хореографический текст. Для кого-то, например, финальное адажио — это история о крушении надежд и трагическом конце мира. А для кого-то это помпезное адажио Феи Драже и Принца Оршада.
То, что показываем мы – это семейный добрый спектакль, наш взгляд из сегодняшнего дня на первоначальную версию. Но знаете, в самых простых вещах порой можно найти философские истины. И, наверное, именно это и держит «Щелкунчика» «на плаву» дольше века. При всей наивности и милоте сюжета в нем есть универсальные, вневременные вещи. Все мы ждем Новый год. Надеемся, что 1 января наступит новая жизнь, и мы по-новому посмотрим друг на друга, на вещи вокруг и на мир. Так же ждет чуда Клара. Она живет в обычном бюргерском доме эпохи бидермайера. Знает здесь каждый уголок, каждый день сталкивается с этими часами, этим креслом, этим шкафом. Но видит вместо них волшебный дворец и зимний лес. Это все ее фантазии, ее ожидание чуда, мечты о будущем кавалере и сказке. Просто все это обнажилось в рождественскую ночь. Для кого-то эта история — про взросление юной девочки через внешние испытания. А на самом деле она о внутреннем взрослении.
Именно это я хотел показать публике. И в то же время рассказать, что эта история вне времени. Она может случиться с каждой девочкой. В любой стране, в любое время, в любых обстоятельствах. Все равно должно победить добро, если ты этого очень хочешь.
Декорации и костюмы тоже сделаны максимально близко к спектаклю 1892 года?
Да, это воспроизведение по сохранившимся эскизам. Над ними работают мои замечательные друзья – художники Татьяна Ногинова и Андрей Войтенко. Они выпускали с нами и берлинскую премьеру.
Визуально это будет тот спектакль, который видели Петр Ильич Чайковский и все зрители в Мариинском театре в 1892 году. В таком виде он дожил до 20-х годов 20 века. Последнее возобновление хореографии Льва Иванова в 1932 году в Большом театре уже не было так оформлено.
Для конца 19 века это было достаточно авангардное решение. И у нас спектакль будет очень красивым, настоящее театральное волшебство. Моя задача – показать утраченное величие русского императорского балета.
Приятно, что билеты раскупили так быстро, и не только зрители из Самары. И это связано не только с «щелкунчикоманией», к нам приезжают и на другие спектакли. Потому что у нас идут эксклюзивные версии. Люди уже не делят театры на провинциальные и непровинциальные. Они едут туда, где им интересно.
Самара недалеко от столицы. У нас есть что посмотреть, где погулять и где посидеть. И мне очень приятно, что театр тоже привлекает туристов. Наверное, планка, которую мы взяли вместе с художественным руководителем Евгением Хохловым, дает нам возможность ставить такие эксперименты. А публике – не думать о том, что Самара – это провинция. Самара – это интересно.
