В период пандемии светские выходы оказались на стопе, красивая одежда и украшения ушли на задний план, а вот наполнить дом изысканной посудой, текстилем, милыми аксессуарами, чтобы не погрязнуть в рутине быта, захотелось всем. Вот тут линия посуды Russkaya Skazka Петра Аксенова получила особо пристальное внимание. Со снятием локдауна интерес не угас. Наоборот. Сегодня бренд выпускает три коллекции посуды в год: на Рождество, на Пасху и к летнему сезону. В продолжение темы культуры быта Петр Аксенов готовит коллаборации с дизайнерами мебели. Так что сюжеты «Русской сказки» становятся все более разнообразными, передаются из уст в уста. Петр Аксенов, как и его бренд, – человек многожанровый. Дизайнер, ювелир, распорядитель балов, алтарник. Исторические корни его сказки лежат на стыке 18-19 веков. С героем интервью говорим о том, чем его вдохновляют эпоха, старина, детство и современность.
Почти два года прошло с тех пор, как вы сменили название собственного ювелирного дома с давно привычного Axenoff на Russkaya Skazka. Что для вас «Русская сказка»? Какие воспоминания, ассоциации, аллюзии являются основой коллекций?
Если мы говорим про ювелирные украшения, то, конечно, я очень много вдохновляюсь культурой королевских домов Европы 18-19 веков. Мне близка в первую очередь Российская империя, род Романовых, Юсуповых, внимательно изучаю жизнь меценатов царской России – Третьякова, Морозова, Мамонтова. Мне интересно, как обустраивали свою жизнь австрийские, немецкие императорские дома – Виттельсбахи, Габсбурги, британская королевская семья Виндзоров. И дело не только в тех предметах, которыми они себя окружали, – все они были большими меценатами, создавали музеи, поддерживали художников, музыкантов. Этот период – основа моего творчества. Плюс мое воспитание: строгое, ортодоксальное, где-то спартанское, где-то изящное, тонкое. Родители приучали к дисциплине: занятия спортом, закаливание ледяной водой, купание в проруби на Крещение, каждое воскресенье – служба в храме. Все это так или иначе отражено в моих коллекциях.
С момента запуска ваш бренд ассоциировался с ювелирными украшениями, но линия посуды в последние пару лет стала куда более заметной, чем было раньше – три коллекции в год.
Посуда для дома всегда была для меня чем-то важным. Мама особое внимание уделяла культуре домашнего быта, особенно в период главных праздников – Рождества, Пасхи. Скатерти, сервировка, как и во что будут упакованы подарки под елкой – мама продумывала все. И для меня это стало естественной средой, которая меня сформировала. И даже когда мы продумывали рекламные кампейны для ювелирных украшений, я всегда стремился создать вокруг них определенную атмосферу – душевную и вместе с тем изысканную. Когда случился ковид, дизайнеры стали уделять линии для дома особое внимание, в том числе и я. Находясь дома основную часть времени, люди захотели окружить себя качественной красивой посудой. Как бы грустно это ни звучало, именно пандемия возродила интерес к культуре домашнего быта.
Что бы ни случилось, каждое воскресенье я иду в храм. Нахожусь ли я в Нью-Йорке на Мэдисон-авеню, на Камчатке или в миниатюрном Брюгге – не имеет значения - я всегда нахожу православный храм и посещаю службу.
Ваш уклад жизни: ювелир, теолог, распорядитель балов, основатель артели – в общем-то тоже напоминает сказку. В вашей обращенности к России до революции вы находите успокоение, опору, силы в наши турбулентные времена?
В традициях нашей страны, в православии – всегда, а сейчас особенно, я нахожу и опору, и успокоение, и силы. Что бы ни случилось, каждое воскресенье я иду в храм. Нахожусь ли я в Нью-Йорке на Мэдисон-авеню, на Камчатке или в миниатюрном Брюгге – не имеет значения – я всегда нахожу православный храм и посещаю службу. Спорт практически каждый день, закаливание, правильное питание, чтение хороших книг, классическая музыка – с детства усвоенные привычки, которые стали частью меня и которые помогают находить стабильность даже в периоды турбулентности.
Ювелирные украшения, посуда... говорят, вы готовите к запуску коллекцию мебели.
Расскажите, пожалуйста, об этом.
Не могу себя назвать производителем мебели. Я много покупаю на «Авито» винтажной мебели, реставрирую, меняю обивку, модернизирую и затем продаю, но запуск отдельной линии не планирую. Мы готовим коллаборацию с дизайнерами мебели, которым с нами интересно работать.
За какими дизайнерами мира моды интересно наблюдать?
Не могу сказать, что фанатично за кем-то наблюдаю. Мне интересно наследие дизайнеров, вдохновлявшихся Россией, Карл Лагерфельд, создавший для Chanel коллекцию Париж – Москва, Ив Сен-Лоран, представивший коллекцию «Русские сезоны». Люблю классику, с которой работают Carolina Herrera, Oscar de la Renta, Ralph Lauren. Бренд «номер один» для меня – Prada. Новаторский, стабильный, очень плодотворный в своем творчестве и, что самое главное, способный вести современную женщину за собой. Потому что, к примеру, наблюдая за попытками возродить модный дом Schiaparelli, я вижу театральную игру, одежду для фото в соцсетях, но не для жизни. Prada создают красивую моду, убедительную, без пафоса и ухода вразнос.
У меня всегда было гораздо больше доверия к вещам с историей, нежели к трендам.
Почему, на ваш взгляд, именно в наши дни мы снова вышли на новый виток интереса к винтажной одежде, мебели, аксессуаров?
Мне сложно ответить на этот вопрос, потому что винтаж – часть моей жизни, моей идентичности. Так было всегда, с самого детства. Будучи маленьким мальчиком, я ходил по антикварным лавкам Москвы. Вообще к ювелирному творчеству пришел в какой-то степени благодаря тому, что у меня была огромная коллекция украшений, которую я собирал по блошиным рынкам Парижа, антикварным лавкам Венеции, Флоренции, юга Италии, собирал камеи, перстни, кресты. Это всегда меня интересовало, и у меня всегда было гораздо больше доверия к вещам с историей, нежели к трендам.
Что дает человеку окружение предметами, являющимися аллюзией к дореволюционной эпохе?
Я не считаю это аллюзией, чем-то надуманным. Все, чем мы себя окружаем, – это проявление вкуса, образа мыслей, стиля. Потому что если человеку доставляет удовольствие чувствовать тонкость фарфора, звонкость хрусталя, аромат свежего хлеба на деревянной доске или отварной гречки с петрушкой и черной черниговской солью – это выражение его культуры, его вкуса. Человек пьет шампанское из стекла – это один вкус. Из хрусталя – другой. Из серебряного кубка, из которого и принято было пить в королевских домах Европы этот напиток, – третий.
В современности вам что интересно?
Много что на самом деле. Интересно, например, работать с молодежью. В отличие от моего поколения, в них больше заложенной нравственности, как мне кажется. Мое поколение, которое увидело 90-е годы в России, было склонно лететь в пропасть под песни AC/DC, упиваться алкоголем, курить. Я помню своих одноклассников престижной школы на Арбате из состоятельных семей, с великими родословными, которые погибли молодыми и красивыми, несясь в пропасть саморазрушения. Поколение зумеров, как их принято называть, менее образованное, не готовое упахиваться на работе, но гораздо более собранное в плане нравственной дисциплины.
